В тенистом летнем лесу.
Столица уже примелькалась,
Но прежнее очарованье воскресло,
Когда я услышал кукушку.
Майский дождь бесконечный.
Мальвы куда-то тянутся,
Ищут дорогу солнца.
Слабый померанца аромат.
Где?.. Когда?.. В каких полях, кукушка,
Слышал я твой перелетный крик?
Холодный горный источник.
Горсть воды не успел зачерпнуть,
Как зубы уже заломило.
Падает с листком…
Нет, смотри! На полдороге
Светлячок вспорхнул.
Ночью на реке Сэта Любуемся светлячками.
Но лодочник ненадежен: он пьян –
И лодку уносят волны…
Как ярко горят светлячки,
Отдыхая на ветках деревьев!
Дорожный ночлег цветов!
И кто бы мог сказать,
Что жить им так недолго?
Немолчный звон цикад.
В старом моем домишке
Москиты почти не кусаются.
Вот все угощенье для друга!
Утренний час
Или вечерний, – вам все равно,
Дыни цветы!
И цветы и плоды!
Всем сразу богата дыня
В лучшую пору свою.
Хижина рыбака.
Замешался в груду креветок
Одинокий сверчок.
Жители Киото отдыхают в летнюю жару возле реки Камо от самого того часа, когда восходит вечерняя луна, и до восхода солнца. Всю ночь они пьют вино и веселятся. На женщинах пояса повязаны изящным узлом, мужчины в нарядных накидках. Среди толпы виднеются и монахи, и старики. Даже подмастерья бочаров и кузнецов, вырвавшись на свободу, поют и горланят вволю Речной ветерок.
Повсюду халаты мелькают
Цвета бледной хурмы.
Один мудрый монах сказал: «Учение секты Дзэн, неверно понятое, наносит душам большие увечья». Я согласился с ним Стократ благородней тот,
Кто не скажет при блеске молнии:
«Вот она – наша жизнь!»
Праздник поминовения душ!
Но и сегодня на старом кладбище
Поднимается новый дымок.
Весь двор возле храма
Завесили листьями своими
Банановые пальмы.
В монастыре Пьет свой утренний чай
Настоятель в спокойствии важном.
Хризантемы в саду.
Белый волос упал.
Под моим изголовьем
Не смолкает сверчок.
Больной опустился гусь
На поле холодной ночью.
Сон одинокий в пути.
В ночь осеннего полнолуния В сиянии луны
Ни одного в собранье не осталось
Прекрасного лица.
Прозрачна осенняя ночь.
Далеко, до Семизвездия,
Разносится стук вальков.
«Сперва обезьяны халат!» –
Просит прачек выбить вальком
Продрогший поводырь.
Пугают, гонят с полей!
Вспорхнут воробьи и спрячутся
Под сенью чайных кустов.
Позади дощатой ограды
Кричат пронзительно перепела
В облетевшей роще павлоний.
Даже дикого кабана
Закружит, унесет с собою
Этот зимний вихрь полевой!
Уж осени конец,
Но верит в будущие дни
Зеленый мандарин.
К портрету друга Повернись ко мне!
Я тоскую тоже
Осенью глухой.
Ем похлебку свою один.
Словно кто-то играет на цитре –
Град по застрехе стучит.
В дорожной гостинице Переносный очаг.
Так, сердце странствий, и для тебя
Нет покоя нигде.
Холод пробрал в пути.
У птичьего пугала, что ли,
В долг попросить рукава?
Сушеная эта макрель
И нищий монах изможденный
На холоде в зимний день.
Всю долгую ночь,
Казалось мне, стынет бамбук…
Утро встало в снегу.
Получаю летний халат в подарок от поэта Сампу И я нарядился!
Так тонок халат мой летний –
Крылья цикады!
Стебли морской капусты.
Песок заскрипел на зубах,
И вспомнил я, что старею.
Поздно пришел мандзай
В горную деревушку.
Сливы уже зацвели.
Ждем восхода луны.
Ветку сливы несет на плече
Мальчик-монах.
В деревне Вконец отощавший кот
Одну ячменную кашу ест…
А еще и любовь!
Ночь. Бездонная тьма.
Верно, гнездо свое потерял –
Стонет где-то кулик.
Откуда вдруг такая лень?
Едва меня сегодня добудились…
Шумит весенний дождь.
Грозовая гора.
Ветер в чаще бамбука
Протоптал тропу.
Откуда кукушки крик?
Сквозь чащу густого бамбука
Сочится лунная ночь.
Печального, меня
Сильнее грустью напои,
Кукушки дальний зов!
В ладоши звонко хлопнул я
А там, где эхо прозвучало,
Бледнеет летняя луна.
Нахожу свой детский рисунок Детством пахнуло…
Старый рисунок я отыскал, –
Ростки бамбука.